“Бессмертный человек непременно станет чудовищем“ – судмедэксперт о реформе полиции, нравственности и секретах профессии

0
365

“Бессмертный человек непременно станет чудовищем“ –  судмедэксперт о реформе полиции, нравственности и секретах профессии

Борис Яворский

Интервью

Алена Вовченко
Судебно-медицинский эксперт Борис Яворский – человек очень известный, правда, лишь в определенных кругах. Он заведует отделом Одесского областного бюро судебно-медицинской экспертизы. Еще он популярный блогер, автор и ведущий программы “Вскрытие покажет“, – благодаря медиа он раскрылся, как нестандартная личность с оригинальным чувством юмора. “Вестям“ Борис Яворский рассказал о впечатлениях о громких делах, в которых он принимал участие – от пожара в Доме профсоюзов 2 мая 2014 года до трагедии в детском лагере “Виктория“ (2017). Он также объяснил, почему не ждет кардинальных перемен от реформы полиции, почему у медэкспертов не бывает суеверий и где в популярном сериале о криминалистах “SCI“ граница между правдой и красивой картинкой.

– Один из самых интересных случаев – когда на территории областной психиатрической больницы нашли несколько десятков отрезанных женских грудей. По всей стране заговорили, что в Одессе действует опасный маньяк-расчленитель, который охотится на женщин. Такой вывод, конечно, напрашивался, и множество людей, участвовавших в осмотре места происшествия, пережили несколько очень тревожных часов. Но вскоре выяснилось, что за забором психлечебницы находился онкодиспансер, и кто-то из персонала, не заморачиваясь с оформлением хрирургических отходов, решил по-тихому закопать груди, ампутированные у больных раком женщин.

– Специально не подсчитывал, но точно несколько тысяч. Первая тысяча перевалила за 4 – 5 лет работы, дальше считать перестал, стало неинтересно. А работаю я уже 20 лет.

– Помню первый труп, на вскрытии которого я присутствовал, когда был еще студентом. Мы с моей однокурсницей, как самые любопытные, стояли ближе всех, и в итоге оказались заляпанными кровью с головы до ног; такое вот оказалось “боевое крещение“.

А что касается моего первого трупа – все было очень прозаично, как и положено вчерашнему студенту. Это была банальная скоропостижная смерть, с которой я по неопытности провозился чуть ли не весь день. Но справился, а уже спустя месяц на такие же случаи тратил во много раз меньше времени.

– Иногда приходится. Несмотря на то, что экспертизой живых лиц занимается специальный отдел, нам тоже во время дежурств в нерабочее время приходится делать освидетельствования – это касается в основном лиц, задержанных полицией, получивших травму от рук сотрудников полиции, а также фигурантов половых преступлений.

Вообще, живые люди для судмедэксперта – это и есть самая тяжелая, психологически сложная часть работы. Те, кто проходят освидетельствование – побитые, задержанные – часто бывают агрессивными; некоторые пытаются хитрить, давить на жалость, пытаясь оказаться в наиболее выгодном свете. Особая статья – родные и близкие умерших, с которыми необходимо общаться: это обычно люди в состоянии острого горя, и проявляется оно очень по-разному, у кого-то в виде агрессии, у другого в форме неверия и отрицания, третьи пытаются непременно найти виновных… И все эти эмоции выплескиваются на врача.

– Для кого-то, наверное… Но я полагаю, что посещение, допустим, ожогового отделения, онкологии или гнойной хирургии должно оставить гораздо более сильные впечатления. Места, где люди страдают и умирают, по-моему, должны вызывать больше переживаний, чем морг, где лежат мертвые тела.

– Непосредственного, явного страха смерти я в себе не осознаю. Но, думаю, верно ответить себе на вопрос – “боюсь ли я смерти, и если боюсь, то в чем это проявляется“ – обычный человек не в состоянии. Помочь в поисках ответа на этот вопрос – задача специалиста-психолога.

Если же говорить об осознанном отношении к смерти, то я испытываю к ней уважение. Человек сформировался как разумное существо, будучи смертным и осознавая это. Я полагаю, что осознание конечности собственного существования – это необходимое условие для нормального функционирования человеческой психики. Смерть является дисциплинирующим фактором, который заставляет человека что-то успеть, что-то после себя оставить, чего-то достигнуть, чего-то поберечься. Если говорить о том, чего я осознанно боюсь – то скорее бессмертия. Разумное существо, осознав собственное бессмертие, непременно станет чудовищем.

– Я не юрист, чтобы говорить о реформах с должной мерой компетентности. Но, как мне видится, главная проблема в том, что наш государственный “голем“ не рассматривает закон как нечто, предназначенное регулировать взаимоотношения людей.

Законы у нас, как правило, имеют две фазы существования – декларативную и дискриминационную. Когда закон принимается, его текст в основном состоит из пафосных деклараций благих намерений законодателя. А потом министерства тихой сапой, уже без всякого пиара, разрабатывают к нему нормативно-правовое “мясо“ – положения, инструкции, нормативы и все прочее. И тогда становится понятно, кого этот закон дискриминирует, и против кого стая товарищей, этот закон принявшая, “дружит“. Закон оказывается репликой в диалоге, маневром в междоусобной войне кланов – а то, что при этом как-то должны меняться правила взаимодействия людей в обществе, воспринимается законодателем как досадный побочный эффект.

– Я бы сказал не поразили, а привлекли внимание. На моей памяти дело 2013 года, связанное со смертью некоего Александра Левинского. Эта история во многом предопределила дальнейшие события в местечковой одесской политике и изрядно потрепала нам нервы. Левинский имел косвенное отношение к правозащитным организациям, он попал в СИЗО, где умер от тяжелого заболевания. Некая журналистка поехала к родственникам покойного и не постеснялась устроить видео-шоу с раздеванием умершего. Проявляя чудеса безграмотности и полнейшее незнание школьного курса биологии, автор “убедительно доказывала“ читателям статьи и зрителям видеосюжета насильственный характер смерти. Трупные пятна преподносились как кровоподтеки, пересеченные при секционном исследовании реберные хрящи – как сломанные ребра, и тому подобное. Сотрудники Одесского бюро СМЭ, проводившие исследование тела, соответственно, обвинялись в сокрытии этого убийства. Сюжет оперативно разошелся по местным и украинским информационным изданиям и вызвал широкий резонанс – вплоть до попыток бунта заключенных в СИЗО. Вот тогда я понял, насколько уязвимо наше общество перед наглостью лжеца и насколько люди не умеют мыслить критически.

— Не могу говорить обо всей стране, но по Одесской области ситуация вполне штатная. Каждый год к нам приходят 1-2 интерна, и этого как раз хватает, чтобы замещать уходящих на пенсию специалистов. Мы в этом смысле, пожалуй, находимся в выигрышной ситуации по сравнению с остальными отраслями медицины – к нам случайные люди не приходят. Если человек хочет заниматься судебной медициной, то это, скорее всего, фанатик. А раз это фанатик, то наверняка учился, а не платил на экзаменах, и на него можно рассчитывать, как на хорошего специалиста в будущем, и его наверняка не остановят трудности и технические проблемы. Так что в нашей сфере на самом раннем этапе происходит хороший естественный отбор.

– Вообще, врач отличается от гражданского лица прежде всего тем, что выжил в медицинском институте. Преподаватели медицинских институтов – часто люди жесткие, требовательные, бесцеремонные, грубоватые. Студент, который честно учится, проходит через жесткий психологический прессинг. Результатом этого прессинга оказывается формирование на психике твердой, плотной, нечувствительной мозоли; мозоль эта для стороннего наблюдателя выглядит как “особый медицинский цинизм“. И этот процесс, и его результат являются необходимыми условиями выживания молодого специалиста – когда он начнет практическую деятельность, то немедленно столкнется с больными и их родственниками – а это, как правило, люди, к врачам беспощадные, к деликатности не склонные. Врач без такой “мозоли на психике“ сломается, сгорит в таких условиях очень быстро.

Врач-судмедэксперт же отличается от прочих врачей тем, что играет процессуальную роль и постоянно об этом помнит. Его права и обязанности подробно расписаны в Уголовно-процессуальном кодексе – и там, где любой другой врач столкнется с административной ответственностью – выговор или даже увольнение, – судмедэксперту грозит статья уголовного кодекса, годы тюрьмы. Это формирует психологический портрет типичного судмедэксперта, в котором ключевой элемент – здоровая паранойя. Никому не верить, ничего не принимать без документального подтверждения, перепроверять любые мелочи.

–- Бывают случаи сложные психологически. Вот, например, один из таких случаев – пожар в детском лагере “Виктория“ в 2017 году, когда погибло трое детей. У меня самого дочка такого же возраста, для меня работа с телами погибших детей очень тягостна. Трагедия второго мая, конечно, запомнилась всем очень надолго. Бывают такие особые дни в истории, ключевые, относительно которых любой человек хорошо помнит, где он был и что делал; для большинства одесситов 2 мая 2014 года – именно такой день.

Или еще очень сложным был случай 2008 года, когда под Вилково потерпел крушение вертолет, и погибли 13 военнослужащих – тела многих были повреждены механизмами и фрагментированы, и эти фрагменты приходилось собирать на участке в несколько квадратных километров, а потом устанавливать принадлежность этих фрагментов. Здесь нам, конечно, молекулярно-генетическая экспертиза очень помогла.

– Это, конечно, многочисленные истории с электричками – когда люди по самым разным причинам взбираются на крыши поездов и получают разряд. Вспоминается, как мужчине подарили спиннинг, и он от радости начал им размахивать на железнодорожном вокзале, получил электрический разряд и умер. Это мгновенная, яркая и совершенно нелепая смерть.

– Уровня девяностых мы пока не достигли. Таких смертей действительно стало несколько больше, чем в травоядных нулевых годах, – но не радикально.

– В начале 2000-ых наркоманы прятали шприц в заднем проходе. Это у них было что-то вроде тайного кармана. Обычно в теле обнаруживается кардиостимулятор, протезы, силиконовая грудь. Все, что обнаружено – описывается, упаковывается и с разрешения правоохранительных органов отдается родственникам.

– Нет… Если говорить о суевериях, то они возникают в такой работе, где важную роль играет случай. Вот у летчиков, врачей “скорой“ или пожарных – там есть место случаю, эти профессии располагают к суевериям. А наша работа – противоположна, мы ищем причину, и здесь нет места случаю.

– Круг близких людей формируется под влиянием особенностей личности и профессии. Моя бывшая жена, а сейчас близкий друг и мать моей дочери, например – биолог; в ее жизни постоянно то экспедиции, то рейсы, а в доме –  змеи, клопы, крысы… Можно сказать, что она такой же фанат своей профессии, как и я. Вообще, Одесса – это город доброжелательный к нестандартным людям. Что касается дочери, то она уже привыкла – даже на работу ко мне заходит. Проблем нет никаких.

– Я не большой знаток сериалов, но из того, что я знаю, реалистичность обычно без колебаний приносится в жертву эффектному видеоряду и лихим изгибам сюжета.

— Безусловно. На костях могут быть механические повреждения, несущие информацию о характере травмы. В веществе кости могут накапливаться те вещества, которые вызвали смерть в случае отравлений – и мы можем их искать и находить.

— Мне неважно, как это случится и когда, просто потому что после своей смерти я уже не буду озадачен этой проблемой. Важнее успеть сделать все, что запланировано и оставить что-то после себя.

— Само слово “вера“ во всех смыслах для меня не вполне уместное. Я не умею верить во что-то – это особенность личности, которая дополнительно отшлифовалась профессией.